Арвеарт. Верона и Лээст. Том II - Лааль Джандосова

– Вот как? – спросил проректор. – Это – твоё решение?

– Нет, это ваше решение… – она немного помедлила, – но я нахожу его правильным.

Снова возникла пауза. Уже не такая тяжёлая, но тоже довольно насыщенная – теперь – их взаимными взглядами, с её стороны – открытым – исполненным обожания, с его стороны – извиняющимся – виноватым, в какой-то степени:

– Знаешь, – сказал он тихо, – я оскорбил тебя в комнате. Я не хотел, поверь мне.

– Нет, – возразила Верона. – Это не было оскорблением. Речь шла о защите достоинства.

– Спасибо, – сказал проректор. – Спасибо, что ты простила меня…

Третья по счету пауза оказалась самой насыщенной. Эртебран загасил окурок, повернулся к Вероне, обнял её и привлёк к себе – лёгкую, хрупкую, чувствуя её слёзы, чувствуя её всхлипывания и чувствуя что-то новое, ранее не проявлявшееся – в том, как она прижималась к нему, сдерживая рыдания, в том, как она целовала его и в том, как она прошептала ему:

– Я простила бы вам что угодно. Запомните это, пожалуйста…

* * *

Через пару часов примерно, минут за пятнадцать до ужина, к Вероне пришла Герета – более чем взволнованная, и сказала: «Он пригласил меня!» Речь шла о Томасе Девидсоне.

– Куда?! – удивилась Верона.

– На футбол! Состоится сегодня! В половину девятого вечера!

Под «футболом» подразумевалась встреча студенческой сборной и сборной преподавателей и бывших студентов Коаскиерса. Затем Герета посетовала на трёх своих однокурсниц, что, в силу консерватизма, не выразили желания оказаться в числе болельщиков.

– Ну и ладно, – сказала Верона. – Болеть им все равно не за кого. Разве что Терне за Брайтона, но, надеюсь, он не участвует.

Затем, уверив Герету, что сможет составить компанию, она поинтересовалась: «А ужинать ты собираешься?»

– Боюсь, что не собираюсь. Мне нужно погладить кофточку.

– А ты никогда не думала одеться по-современному?

Герета слегка растерялась:

– То есть как? По-альтернативному?

– Да, – подтвердила Верона.

– Глупо об этом думать, не имея на это возможности.

– Возможность – дело вторичное. Желание – самое главное.

– И что ты мне предлагаешь?

– Предлогаю вдобавок накраситься.

– Да! – засмеялась Герета. – Оденусь как ты, накрашусь и меня отчислят сегодня же!

– Нет! – возразила Верона. – Посмотри на экдора проректора! Он подстригся короче некуда! Его что, за это уволили?!

Аргумент прозвучал убедительно. Герета взглянула на полки с дорогой сверкающей утварью, затем на портрет мужчины – эртаона, судя по облику, затем – на саму Верону, чья красота – воистину – была достойна Создателей, и – с мыслью: «Всё не случайно… Всё это как-то связано, иначе бы этого не было…» – спросила:

– Как ты считаешь, а Томасу это понравится?

– Он будет счастлив, поверь мне!

Согласие было получено. Процесс по «преображению» – как его назвала Верона, начался в душевой для девушек и продолжался долго – часа полтора, как минимум. Герета – в короткой юбке, с подвитым распущенным волосом, в красивой вязаной кофточке, в хорошеньких светлых туфельках, очень эффектно накрашенная – настолько преобразилась, что, увидев своё отражение, прошептала: «Создатели! Кто это?!» Подруги покинули комнату в пятнадцать минут девятого и быстро спустились к Джине – предложить составить компанию. Джина, узрев Герету, поразилась до крайней степени, но затем заявила, опомнившись:

– Это, конечно, здорово, но, мне кажется, слишком рискованно!

– Ерунда! – возразила Верона. – Курить у нас тоже рискованно, но ты ведь при этом куришь на виду у всей Академии! И, кстати, там матч в полдевятого, студенты играют с эрверами. Говорят, что все собираются, так что пошли. Развеешься.

Джина слегка помялась, но всё же дала согласие. Таким образом, наши девушки покинули стены Коаскиерса и направились к стадиону, где уже собрались болельщики, и не только студенты с эрверами, а даже работники кухни во главе со своим шеф-поваром. Больше всех волновалась Герета, приобретшая новый облик и теперь безумно желавшая поскорее увидеть Томаса. Меньше всех волновалась Джина. Можно себе представить, что она испытала, когда обнаружила издали, что в первом ряду на трибуне, правее преподавателей, сидят эртаоны-Кураторы, включая самого «Старшего». Увидев его среди зрителей, Джина заполыхала и замерла как вкопанная.

– Смотрите! – сказала Верона. – Любопытная ситуация! Такие места не заняты!

Ситуация, разумеется, оказалась весьма примечательной – мест пять или шесть примерно – слева от эртаонов – оставались пока свободными. Джина не шевелилась, пребывая на грани обморока. Герета, страшно смущённая, тоже застыла в растерянности, так как не знала толком, когда выполнять приветствие, да и вообще выполнять ли.

– Пойдёмте! – сказала Верона. – Что толку стоять и смотреть на них?!

Подруги не отреагировали. Поскольку до края поля оставалось метров пятнадцать, а до трибун, соответственно, было уже за восемьдесят, то появление девушек мало кем было замечено, не считая самих Кураторов. Эрвеартвеарон, понимая, что усилий одной Вероны без суггестии недостаточно, поднялся и помахал им. Отступать, по факту случившегося, возможности теперь не было. Девушки сдвинулись с места: Верона – внешне спокойная, но в душе немного встревоженная, поскольку не обнаружила среди болельщиков Лээста; Герета, уже осознавшая, что Кураторы благоволят к ним; и Джина – дрожащая, красная и мало что понимающая, кроме того обстоятельства, что её ментально поддерживают, иначе она умерла бы от нервного потрясения. Когда до первого ряда оставалось шагов пятнадцать, Терстдаран снова поднялся, дождался момента приветствия – когда подошедшие девушки преклонили колени и головы, и громко сказал: «Добрый вечер! Эти места свободны!» – после чего добавил:

– Рэа Уайтстоун, прошу вас, рядом со мной, пожалуйста…

Девушки распрямились – Верона с Геретой – первыми, и они же и сели первыми, а Джина, едва не падая, кое-как добралась до лавочки – ведомая внешними силами, опустилась и сразу зажмурилась. Эрвеартвеарон тем временем обратился к Вероне взглядом, исполненным почитания, и – при ответном взгляде – привстал и немного склонился, как и пять остальных Кураторов.

– Светлейшая из Светлейших, – сказал он на португальском, – мы счастливы лицезреть вас и хотим принести уверения в своей бесконечной преданности…

– Благодарю, сеньоры. Спасибо, сеньор Терстдаран. А вы, случайно, не знаете? Мой папа придёт? Он появится? Или он занят чем-нибудь?

– Да, ваш отец появится. Он выступает голкипером за сборную преподавателей.

В это время возникли играющие. Команда студентов – в синем, а противники – в фиолетовом. В центр поля выбежал Акройд – в чёрно-жёлтой футболке рефери и в компании двух помощников – фармаколога и токсиколога. Болельщики рьяно захлопали – все, кроме бледной Джины, пребывающей в полуобмороке. При виде Гереты – накрашенной, в нарядной ажурной кофточке, Томас ударился в краску, но помахал тем не менее, а затем, наряду с другими, выполнил форму приветствия эртаонов второго уровня. Эрвеартвеарон поднялся, выразил пожелания удачной игры играющим и сел, чуть придвинувшись к Джине. Акройд провёл жеребьёвку. Эртебран, улыбнувшись Вероне, побежал занимать ворота по правую руку от рефери. Мяч был положен в центре, команды рассредоточились, начальный удар достался юному форварду Девидсону. Джина, не разбиравшаяся ни в одном из футбольных правил, начала следить за играющими, абсолютно не понимая смысла происходящего.

– В принципе здесь все просто, – сказал ей Старший Куратор. Если хочешь, я объясню тебе…

Джина нашла в себе силы направить взгляд в его сторону. Эрвеартвеарон запнулся – её губы – нежные – розовые – оказались в предельной близости; глубокий вырез на платье открывал её кожу – молочную, с оранжевыми веснушками; ресницы её трепетали; длинные медные волосы горели в закатном солнце мириадами ярких искорок.

– Ну в общем, – чуть слышно сказал он, – сейчас это всё несущественно…

Джина вздохнула кротко. Глаза её ярко сияли чистейшей воды изумрудами. Эрвеартвеарон отвернулся – сборная преподавателей атаковала ворота капитана противников Марвенсена. Тем не менее его пальцы немного сместились влево – с колена прямо на лавку, поскольку там находились – в ту секунду – джинины пальцы. Их руки соприкоснулись. Куратор, своей ладонью, накрыл её пальцы сверху. Джина крепко зажмурилась. Эрвеартвеарон прошептал ей: «Я рад, что ты появилась здесь…» Игра продолжалась тем временем. Верона следила за Лээстом. Герета следила за Томасом. Лээст стоял на воротах не хуже, чем Виргарт Марвенсен, а может быть, даже и лучше – согласно тому обстоятельству, что первый гол оказался забитым в ворота Виргарта. Забил его Джош Маклохлан – на двадцатой минуте периода. Джина, как все остальные, громко зааплодировала, после чего, задерживая – и мысли свои, и дыхание – опустила руки обратно: одну – себе на колени, а вторую – в ладони Куратора. Эрвеартвеарон, чья жизнь наконец обретала смысл в своём основном значении, был в ту секунду счастлив, как никогда до этого.